Начало нулевых. В большом книжном магазине добрый дядя Эдуард Успенский проводит автограф-сессию для детей. У него вышел сборник сказок - толстый, с красной обложкой - и вот он теперь подписывает новые книжки для мальчиков и девочек. Кому-то просто фамилию ставит, а кому-то и рожицу внизу подрисует.
В дальнем конце зала стоят двое оболтусов - Стасик и Тимоша. Они пришли поздно, и книжек им не досталось - всё уже раскупили. Тимоша чуть не плачет - ему так хотелось автограф! Особенно если с рожицей. Стас его утешает:
- Не хнычь, мелкий. Щас всё поправим. Иди купи такую же красную книгу и
смотри, чтоб толстая была. Всё равно он подписывает разворот - мы сразу
на развороте откроем и ему в руки сунем. Он даже ничего не заметит.
Тимоша кивнул и через две минуты вернулся с книгой.
- Купил?
- Купил. Похожа вроде.
Стасик и Тимоша встали в очередь и стали ждать. Стояли они последними, поэтому, когда пришла их очередь, Успенский мог и поговорить:
- Что это у вас, ребята, одна книга на двоих? Не хватило денег? Ну, не
страшно, зато я вам сейчас настоящий автограф напишу.
Тимоша сунул Успенскому открытую на развороте книгу, и тот, секунду подумав, стал писать: "Моим голубоглазым друзьям я желаю никогда не унывать, брать пример с героев этой книжки и вырасти в настоящих мужчин.
Эдуард Успенский".
Затем Успенский захлопнул разворот, посмотрел на обложку и... остолбенел. Лицо его вытянулось. Помолчав секунд пять, он сказал гробовым голосом:
- Я вам её не отдам.
Книжкой оказался "Майн Кампф"...
(с) не известен
"А если бы там был глаз?"В магазине ковров милая, симпатичная, даже не то что маленькая, а просто таки миниатюрная продавщица с надписью "Люба" на бейджике подходит к лежащей на полу куче свёрнутых в рулоны массивных ковров, выбирает один, по весу явно превосходящий её хрупкую конструкцию, берёт за один конец, и неожиданно лёгким замахом забрасывает его себе на плечо.
Дальний конец ковра по широкой дуге улетает ей за спину, и в полёте, самым кончиком, хлёстко, больно, и обидно бъёт по носу мужчину, который сушит варежку у соседнего стеллажа.
Мужчина громко кричит "Ой бляяяяять!!!", обеими руками хватается за нос, а из глаз его ручьём брыжжут слёзы.
Продавец Люба, с ковром на плече, неспеша поворачивается к нему и возмущенно произносит.
- ЭТО КТО Ж ВАМ ПОЗВОЛИЛ ТУТ ТАК ВЫРАЖАТЬСЯ???
Но, заметив состояние покупателя, а, самое главное, верно истолковав причину этого состояния, делает круглые глаза, вытягивает в его сторону руку с указательным пальцем, и назидательным тоном добавляет.
- ВОТ!!! ЭТО ВАМ ЕЩЁ ПОВЕЗЛО, ЧТО НА ВАС ОЧКОВ НЕ БЫЛО!
И поудобнее перебросив на плече ковер, вприпрыжку исчезает в чреве торговых площадей.
Рубль и Люба ШапоклякНам тогда в магазин на реализацию первый раз привезли клей супермомент, он был ещё в диковинку, и продавцы-мужики на досуге развлекались тем, что пытались склеить несклеиваемое и оторвать уже приклеенное. Клеили пальцы к ушам, сменную обувь товарищей к полу, ведро уборщицы к потолку, ... Вообщем, в результате попортили массу хороших и нужных вещей.
Как-то в один из таких приступов экспериментального зуда они стояли возле прилавка, и рассуждали, можно ли этим клеем надёжно приклеить металл к неметаллу. Кто-то недолго думая достал из кармана металлический рубль, капнул клея, и прижал рубль к прилавку. Через пятнадцать секунд рубль сидел в ламинате прилавка как влитой, и никакие усилия отделить его не смогли. Мужики одобрительно покивали головами, и про рубль забыли. Бытовал слух, (не знаю, насколько верный, может быть почерпнутый в детстве из известного фильма "Отроки во вселенной"), что клей на основе цианакрилата очень быстро теряет свои свойства, и вскоре рубль отвалится сам.
Спустя какое-то время в магазине появилась Люба Шепокляк. Люба Шепокляк, средних лет мерзкая баба гнуснейшего нрава появлялась в магазине с периодичностью через день на третий с единственной целью - закатить скандал и подебоширить. Она для вида покупала какую нибудь мелочевку, а потом начинала третировать персонал. Она гоняла продавцов по десять раз на склад менять товар, нюхала его и смотрела на просвет, придиралась к высокой цене и плохому обслуживанию. И всё это с одной целью - вывести кого нибудь из себя. А уж стоило ей услышать в свой адрес хоть малейший нелестный шепот, как магазин тут же взрывался истерикой, проклятьями, и угрозами.
Я не преувеличиваю, такие люди действительно существуют. Они страшнее ядерной войны, потому что превентивных мер против них не существует.
К слову сказать, продавцы с ней давно уже не церемонились, потому что практическим путём давно выяснили - как ты сдержанно и любезно себя ни веди, итог будет всегда один, и будет обязательно.
Ну вот. Шапокляк вошла в зал, пробила в кассе какую-то фигню на пять копеек, и уже открыла было рот, что бы разъехаться на червонец, когда вдруг заметила на прилавке этот злосчастный рубль.
Она приблизилась к нему боком своей походкой танцующего крокодила, оглядела совершенно пустой зал, накрыла рубль журналами, и попыталась смахнуть его на пол. Не тут-то было. Рубль продолжал лежать как ни в чём ни бывало. Тогда Люба накрыла его ладошкой и потянула на себя. Рубль не двинулся с места. Она елозила ладошкой туда-сюда, но монета сидела как влитая. В это время со склада раздались первые сдавленные смешки. Продавцы, привлечённые неожиданной тишиной, стали осторожно выглядывать в зал, что бы выяснить, в чём дело.
Поняв, что её попытки не остались без внимания, она уже в открытую стала ковырять рубль заскорузлым ногтем. Продавцы на складе делали ставки.
Победил рубль.
Громко выматерившись, пообещав всем гореть в аду, и на ходу посасывая повреждённый в неравной битве палец, красная от гнева Шапокляк покинула ненавистную торговую точку, со злости забыв купленный товар на прилавке. Вслед ей раздались бурные и продолжительные аплодисменты и дружный смех.
Попытки Любы отделить рубль от прилавка произвели на персонал магазина такой взбадривающий эффект, что через полчаса двадцатиметровый прилавок был там и сям утыкан монетами разного достоинства. Два рубля, пять, десять... И как аттракцион невероятной щедрости кто-то извлёк из потайного ящика кассы и пристроил в дальнем конце прилавка советский юбилейный рубль с Лениным на аверсе, и монету в 10 американских центов. Редкие клиенты, ожидая пока их обслужат, от безделья изредка ковыряли их пальцами, но оценив шутку усмехались и теряли к приклеенным деньгам всякий интерес. Через полчаса про монеты забыли все .
Ещё через час в зале опять наррисовалась Шапокляк. Видимо вспомнила про забытый сгоряча товар. Товар тут же достали из пд прилавка и вернули покупателю. Поскольку никакой агрессии на этот раз Люба не проявляла, на неё тут же перестали обращать внимание.
Тогда Шапокляк огляделась, сунула руку в карман, и вытащила оттуда отвёртку. Обычную, средних размеров отвёртку с прямым жалом. Пяти минут ей вполне хватило. А через десять, когда её и след простыл, персонал наконец заметил, что в тех местах, где только что были приклеены монеты, зияют, скалясь голой стружкой ДСП, отвратительные воронки выдранного с корнем ламината. Клей оказался действительно очень качественным, И Шапокляк отковыряла деньги вместе с покрытием.
Продавцы конечно поматерились, но сделать уже ничего было нельзя.
На следующий день с утра по заявке из хозотдела прибыл плотник, и к обеду прилавок опять имел опрятный, идеальный вид.
А после обеда из финотдела по факсу прислали смету на ремонт прилавка. С недвусмысленной припиской, что указанная сумма будет удержана из ближайшей зарплаты сотрудников магазина в равной пропорции с каждого.
Продавцы передавали друг друг эту смету, и выражение лиц у них, если посмотреть со стороны, было один в один как накануне у Любы Шапокляк, когда она в сердцах ковыряла ногтем этот злосчастный рубль.
Осторожно - Дети!Электричка отошла от платформы. У мужика напротив в кармане раздался звонок. Он суетливо достал телефон и противным мармеладным голосом заискивающе закудахтал в трубку.
- Да? Да-да! ... Я еду, еду! ... Вот от Строителя отъехали как раз!
Хрюндель насторожился, оттопырил ухо, оторвался от только что купленного журнала, испуганно выглянул за окно и возмущенно закричал глядя на меня.
- От Перловской! Папа, ОТ ПЕРЛОВСКОЙ!!!
(Хрюндель в нашей команде выполняет роль штурмана. Обязанность штурмана - отслеживать маршрут. За неверную координату в пространстве в любой момент времени - шолобан. В лучшем случае - шолобан.)
Мармеладный тут же набух, запунцовел лицом, и затараторил внутрь трубы.
- .... От Строителя! .... Говорю же - от Строителя! .... Ну, это же ребёнок! Он ошибся просто!
"Сам ты жеребёнок" - хотел сказать я, но тут хрюндель на всякий случай прикрыл ладошкой лоб и не менее возбужденно заорал.
- Папа, Перловская же! Перловская?! Там церковь была, щас мост поедем!
Всё, что в это время слушал в трубку мармеладный сильно читалось у него на лице бегущей строкой поперёк монитора.
Я положил руку Хрюнделю на макушку и сказал, может чуть громче чем надо было.
- Перловская, сынок, Перловская. Я вижу. Не переживай. Читай журнал.
Мармеладный послал мне луч ненависти, схватил сумку, и ломанулся к выходу, на ходу продолжая упорствовать в своём заблуждении.
- ... Ну, я ошибся! .... Ну, извини!!! ... Тут просто остановки не объявляют!
- ПЛАТФОРМА ЛОСЬ! СЛЕДУЮЩАЯ СТАНЦИЯ - ЛОСИНООСТРОВСКАЯ! - злорадно прокричала ему прямо в телефон тётка из динамика.
Хрюндель облегченно вздохнул и вернулся к странице, где ужасные черепахи-мутанты мочили очередного несчастного злодея.
© Ракетчик
Дело было в лохматые советские времена. Тетя училась в Ташкентском ВУЗе. Тогда в республиках, подобных Узбекистану, была железная квота на поступление в институт. Т. е. студентов коренной национальности должно быть не меньше определенного процента. Однако, в те годы узбеки не рвались в ВУЗы. Многие и по-русски плохо говорили. Поэтому выдержать квоту было проблематично. Несчастных аборигенов уговаривали как могли и рады были всем, кто давал согласие на учебу. Приемные экзамены были чистой формальностью...
Теперь, собственно, история... Как-то в первые дни занятий у центрального входа института рядом с автоматами газ-воды стоит группка первокурсников-нацменов, только что съехавшихся из ближних и дальних кишлаков. И тут из дверей выходит негр. Узбеки это чудо и по телевизору не видели, т. к. и самих телевизоров не видели тоже. Реакция
предсказуемая. Всеобщее веселье, тыканье пальцами и комментарии в которых ключевые слова: "ЧЕРНЫЙ, Черный, черный...."
Этот негр не мог не заметить подобного поведения. Он молча, с чувством собственного достоинства подходит к автомату, достает из кармана белоснежный носовой платок, увлажняет его газировкой без сиропа и вытирает им свою шею. Платок остался белым, каким и был до этого. Тут же этим же платком он протирает шею одному из веселых узбеков. Платок из белоснежного превратился в чёрный.
- Ну и кто из нас чёрный? - сказал негр, вручил платок опешившему узбеку и важно удалился...
(с) не известен
Дело было в марте 1989 года. В 10 часов 30 минут ночи корреспондент популярной в Испании радиостанции СЕР решил связаться из Мадрида с Токио, с отделом "Окура", где размещалась испанская королевская семья и сопровождающие ее лица, прибывшие для участия в похоронах императора Хирохито, и взять интервью у министра по связям с Генеральными кортесами В.Сапатеро. Ответивший на звонок служащий отеля сказал, что человек с такой фамилией среди гостей не значится. Тогда журналист попросил соединить его с кем-либо из испанской делегации. Через несколько секунд в трубке раздался, как пишут газеты, слегка заспанный мужской голос. Репортер извинился за столь ранний звонок (в Токио было 6.30 утра) и, объяснив суть своей просьбы, поинтересовался, с кем говорит. Каково же было его удивление, когда он услышал: "Я - король". А затем произошел следующий диалог.
Журналист, изумленный, переспросил: "Дон Хуан Карлос?".
Король, рассмеявшись: "Да".
Журналист: "Ваше Величество, это радиостанция СЕР. Извините, я не думал, что меня соединят с вами". Король: "Я еще не до конца проснулся, но хочу сказать, что рад приветствовать вас и всех тех, кто меня сейчас слушает. Но... в общем, конечно, еще немного рановато..."
Журналист: "Ваше Величество, коль уж мы говорим, не могли бы вы сказать, как сложится ваш нынешний рабочий день?"
Король: "Пожалуйста. Встречусь с президентами Португалии и Индии".
Говорившие попрощались, и связь прервалась. Беседа шла в эфир. Так радиослушатели стали свидетелями исполнительности служащего токийского отеля, находчивости журналиста и, конечно же, доброжелательного и уважительного отношения короля к средствам массовой информации.
(с)bolgan
Истории